24.06.1941г.

Здравствуйте дорогие папа, мама и Люда. Ваши письма и перевод получил.

Материалу на брюки и пальто пока не придется покупать, т. к. домой скоро навряд ли попаду, а хранить здесь негде. Вчера послал вам открытку.

Сегодняшней ночью разбудили в два часа ночи и предложили идти на выгрузку кирпичей из баржи. Работали до восьми утра. В институт не пошли, а легли спать.

Часов в 12 дня принесли повестки, явиться в институт для получения распоряжения о направлении на работу, т. к. приказом по институту мобилизованы на специальные работы все мужчины с пятого курса и других курсов, которые закончили экзаменационную сессию. Девицы остаются в институте. Из нашей группы все девицы записались на краткосрочные курсы медицинских сестер.

Завтра нужно будет явиться в Фрунзенский райсовет к девяти часам утра. Там скажут, когда и куда придется ехать. Может быть, оставят здесь в городе (тогда будем жить в общежитии) или же где-либо под городом. Уже сообщили, что работать придется по 12 часов в день. Посылаю вам фотоснимок. Снимал в воскресенье, 22 июня, в день начала 2-й Отечественной войны. Там в Петергофе и слушали речь Молотова. Ездил туда с товарищами. Всего сделали 12 снимков. Все их проявили и отпечатали.

До свидания! Ваш Володя».

1 декабря 1941г.

Вчера проходил медицинскую комиссию; проходили ее все. Признали годным и в примечании указали, что подлежит аттестации, в связи с тем, что окончил институт и имею высшее специальное образование. Уже скоро месяц, как живу на одном месте. Без всяких изменений. Несу службу. До сих пор ничем не болел, но вчера заболел очень сильно живот, были сильные рези. Плохо спал ночь. С больным животом был и на медицинской комиссии. Там и оказали соответствующую медпомощь. На сутки освободили от несения службы. Сегодня весь день и ночь был в помещении.

Очень часто думаю о вас. Сегодня под утро приснилось, что я нахожусь и сплю дома с такой отчетливой ясностью, что не мог предположить противного. Буду надеяться, что рано или поздно этот сон будет наяву и никакого разочарования кроме радости не будет.

Стоя часами на посту, много думая, я пришел к мысли устроиться по окончании войны преподавателем химии и жить в Кужбале вместе с вами, мои дорогие папочка и мамочка, чтобы не оставлять вас одних и оказывать вам и материальную, и физическую помощь. Эта помощь вам крайне необходима в ваши годы. Да и мне почему-то сельская жизнь стала больше нравиться.

По-видимому, я стал стареть, и городской шум мне начинает надоедать.

Милые и дорогие, будьте здоровы и благополучны! Берегите всеми мерами свое здоровье: не простужайтесь, одевайтесь теплее, питайтесь по возможности лучше, не экономьте ни в чем, старайтесь больше отдыхать, не переутомляйтесь.

От Саши после ее отъезда писем еще не получал, от Ляли тоже. В последнем письме она писала, что, наверное, вскоре выедет.

Посылки от вас с теплыми вещами так и не получил. Желаю вам, мои милые и дорогие папочка и мамочка, здоровья и благополучия.

Горячо любящий вас, ваш Володя».

20 августа 1941 года мы были направлены в состав 19-й погранзаставы четвертой отдельной погранкомендатуры по защите города Колпина под Ленинградом.

В сентябре 1941 года застава подверглась бомбардировке — были потери бойцов. В декабре 1941 года мы выполняли боевое задание, находясь близ станции Пороховые (пригорода Ленинграда). К середине декабря личный состав нашей заставы был погружен в неотапливаемые вагоны и вывезен в Ленинград.

В ту ночь был сильный мороз… Ехали поездом очень долго, очень медленно… Были мы с личным оружием, солдатскими вещмешками, в сапогах, обессиленные, голодные, фактически дистрофики. Прибыли ночью на Финляндский вокзал.

Выгрузились из вагонов, затем с оружием и имуществом пошли на улицу Марата. Была темная морозная ночь. Шли медленно, без соблюдения полагающегося строя, в темноте, не зная города и маршрута следования. Строй сильно растянулся: все очень устали, шли обессиленные голодом, ночным морозным временем, нагруженные, удрученные незнакомой обстановкой…

На улице Марата нас разместили в школе. Стали проверять, все ли прибыли, оказалось, что не было Володи Краснухина. Решили ждать. Надеялись, что он подойдет. Всех охватило беспокойство из-за его отсутствия, но пойти искать не было сил. После тяжелого перехода все, войдя в помещение, буквально свалились с ног, и не было сил подняться…

Все мы надеялись, что Володя если не сегодня ночью, то придет утром. Но он не пришел.

Еще о Володе. В конце декабря 1941 года в эти дни, тяжелейшие дни блокадного времени мы видели гибель ленинградцев от голода и холода (на улицах заснеженного Ленинграда, в холодных квартирах), и мы пришли к выводу: вероятно, Володя во время перехода с Финляндского вокзала на улицу Марата отстал от строя, решил передохнуть, выбившись из последних сил, — остановился, сел на ступеньки у какого-либо дома предельно уставший, впал в дремоту и при сильном морозе мог замерзнуть… Город ночью пуст от пешеходов — поднять его было некому. Утром, очевидно, нашли его безжизненным.

По имеющимся при нем документам установили личность, после чего его захоронили на Пискаревском кладбище. В те дни всех военных и гражданских, умерших в блокадное время, хоронили там.

В моей памяти Володя остается одним из прекрасных людей, которые всегда были примером для нас в те военные годы — его мощная красивая натура, высокий рост, уверенная походка, удивительно выдержанный спокойный характер, думающая голова, внимательность к товарищам и многие другие хорошие качества по сей день в моей памяти…

Я уверен, что если бы Володя был и дальше с нами, то он выполнял бы боевые задания с достоинством и честно, как выполняли все из группы добровольцев. Да будет вечна память о нем».